Форум » Творчество » "Мечеть Парижской Богоматери" » Ответить

"Мечеть Парижской Богоматери"

Славянка: Главы из неопубликованного романа "Мечеть Парижской Богоматери" Книга должна выйти в канун Светлого праздника Пасхи. В редакционном портфеле имеется эксклюзивное интервью автора, с которым мы собираемся в скором времени познакомить наших читателей. "Правда.Ру" ни в коем случае не ставит знак равенства между Исламом и терроризмом. Однако в связи со злободневностью темы считаем нужным опубликовать настоящий текст, оставляя за собой право не во всем соглашаться с авторской позицией. Краткая справка: Елена Петровна Чудинова – литератор, автор романа-трилогии о Гражданской войне «Держатель знака» (1993, 1994), романов «Неферт» (2003), «Ларец» (2003, 2004), «Истории Англии для детей» (в 2-х книгах) (1996), «Легенды Армении» (1996), ряда других произведений и публицистических статей. На VIII Всероссийской ярмарке «Книги России» роман Чудиновой «Ларец» номинировался на антипремию «Абзац» за худшую книгу. Православного автора обвинили в «нетерпимости к другим конфессиям и национальностям». Родилась и живет в Москве. Из Главы I. «Последний шоппинг Зейнаб» Полицейские уже защелкивали особые наручники, чтобы приковать старика к столбу. Эжен-Оливье, конечно, уже понял все, понял прежде, чем заставил себя вновь прислушаться к пересудам толпы. Совсем спокойный, мало что ли он успел повидать за восемнадцать лет, он стоял шагах в тридцати от приговоренного, когда вдруг случилось еще кое-что странное. Вырвав с силой у полицейского руку, уже было притянутую назад, крестьянин (бейсболка слетела с его головы, и волосы, наполовину седые, наполовину русые, ворошил легкий ветерок), вскинул вдруг подбородок, словно с достоинством кивнул самому себе, поднес окольцованную сталью руку ко лбу, медленно коснулся лба концами пальцев, медленно повел ладонь вниз, к солнечному сплетению, от него — к левому плечу, от левого плеча к правому. Старик перекрестился! Это словно послужило сигналом. Полицейские еле успели приковать крестьянина к столбу, прочь они отбегали с довольно испуганными физиономиями. — Бисмилла-а-а!!! Несколько камней просвистело мимо, затем один ударил в щеку, чиркнул по щеке, как спичка о коробок, высекая кровь. Дальше ничего уже нельзя было разобрать, люди вопили, визжали, смеялись, камни летели тучей, сшибались, падали, градом молотили по асфальту. — Иншалла-а-а!!! — Смерть кафиру! — Смерть псу! — Смерть виноделу! — Субханалла-а-а-ах! Эжен-Оливье заметил вдруг мальчика не старше трех лет, в пушистом белом костюмчике, в светлых каштановых кудряшках, уверенно ковылявшего вперед на толстых ножках — в ручках его был камень. — А ты чего, ладони бережешь? — Парень в черной рубахе, меньше других опьяневший на вид, подступил к Эжену-Оливье. Похоже, из добровольцев благочестивой стражи. Надо уносить ноги, пока не поздно. Беснованье толпы длилось не больше пятнадцати минут и стихло очень быстро. Окровавленное тело бессильно провисло на цепях. Камней было по колено. Скорее всего жизнь оборвалась раньше, чем камни перестали лететь. Зейнаб вытирала ладони благоухающей жасмином салфеткой. Один ноготь все же обломился, но маникюрша сможет осторожно подклеить пластиковую заплатку, под лаком будет незаметно. Эжен-Оливье тихо выскользнул из толпы. Еще одна картина их жизни, всего лишь одна из десятков других. Еще одна смерть, одна из тысяч смертей. Ну чего уж тут какого необычного? Покуда живы виноградники Франции, будут и тайные виноделы, будет черный рынок. А извести виноградники они не могут, очень уж они любят изюм, ни одно блюдо, кажется, без него не стряпают. Ну а коли черному рынку быть, то виноторговцев и виноделов будут ловить и мучить до смерти публично, по всем законам шариата. Но все-таки нечто зацепило его, нечто очень важное. Неужели это странно величественное крестное знамение, широкий взмах, пять пальцев, превратившиеся в символ пяти Христовых ран. Неужели еще остались верующие? Это лет-то через двадцать после того, как отслужена последняя месса! ...

Ответов - 4

Славянка: Эжен-Оливье в Бога не верил, на то были причины семейного свойства. Семья Левек, добрый десяток поколений населявшая фамильный особняк в тихом Версале, относилась в прежние времена к властьпредержащим. «Мы, конечно, деньгократы, тельцекраты, — говаривал острый на язык дед Патрис, которого Эжен-Оливье никогда не видел. — Иной власти в республиках и не бывает. Но наш Телец по крайности племенной. Либералы изощряются в остроумии относительно наших ралли с пуантажем. В самом деле — тройная охрана и электроника как в ЦРУ — а чего ради? Чтобы в зал, где сотня подростков вихляется под рэп, не проник сто первый — которого нет в списке. Только пусть их смеются. Смысл ралли — примитивно матримониальный. Молодые деньги не смешают свою кровь с нашей, будь они хоть на порядок крупней нас. Дурачье! Что такое их миллионы рядом с нашими тысячами? Если человек из наших споткнется, помочь ему встать будут протянуты сотни рук. А к ним разве что сотни ног — затоптать поглубже. И Веспасиан был дурень — деньги пахнут. А первичный крупный капитал — он еще и воняет. Деньги с самым пристойным запахом растут медленно. Да, только две вещи могут облагородить деньги. Первая — время. Деньгам, как хорошему вину, надлежит выстояться. Второе — традиции. Без власти традиций над собой мы — никто. И в семье Левек была своя традиция. Надо признаться, что среди женщин монахини хотя и встречались, но не слишком часто. Мужчины же шли в духовенство совсем редко — уж слишком деятельно-земной характер несли гены. Однако, из поколения в поколение глава семьи, облаченный в стихарь поверх дорогого костюма-тройки, прислуживал на праздничных мессах в Нотр Дам. Левеки были потомственными министрантами Нотр Дам. Привилегия эта стоила недешево. Левеки всегда жертвовали на Нотр Дам, на реставрационные ли работы, на благотворительность ли, на облачения ли клира. Это также было традицией. Прапрадед, Антуан-Филипп, был министрантом во времена Второго Ватикана . Многие давние, не в одном поколении, знакомые, ушли тогда, в семидесятые годы прошлого столетия, за седевакантистами , которых возглавил Монсеньор Марсель Лефевр.

Славянка: ... Люди традиционной закваски, даже и не слишком набожные, не смогли примириться с «демократизацией» мессы, с изгнанием латыни, с отменой старых алтарей. Многие, очень многие ушли тогда в раскол. Но не Левеки, хотя их сильней многих выворачивало наизнанку от Novus Ordo . Причина, заставившая Левеков остаться в лоне «обновленной» католической Церкви, была проста и называлась Нотр Дам. Его невозможно было бросить, как невозможно бросить в беде старого беззащитного друга. И Антуан-Филипп терпел — вместе с собором. Терпел пятнадцатиминутную «мессу», священника, вставшего лицом не к Господу, а к публике, терпел, когда раздавали в руки Святые Дары . Терпела вся семья — с завистью просматривая видеозаписи «раскольничьих» литургий, которыми щедро делились друзья. «Мы можем убежать от модернистов, — говаривал Антуан Филипп, — но собор, собор не может этого сделать». Последним министрантом Нотр Дам был как раз Патрис. Деду было пятьдесят лет с небольшим, когда ваххабиты ворвались в собор крушить скульптуры и кресты. Священник, служивший в тот день, торопливо скинул в ризнице нейлоновую накидку, изображавшую ризу, надетую поверх альбы ; в действительности к красной ткани был пристрочен сверху белый воротник, а по бокам пристегивались белые нарукавники. Но ткань была красная, праздновалась память мученика. Мучеником священник стать не захотел, отшвырнул облачение, выдернул из ворота синей рубашки белую пластиковую вставку, выскользнул из ризницы, устремился к выходу. Его никто не удерживал. Да и вообще все внимание ваххабитов было занято Патрисом Левеком, вставшем на их пути со смехотворным оружием в руках — палкой с крюком, ею обыкновенно поправляли высоко расположенные драпировки. Двоих или троих он оглушил по головам, кого-то отбросил колющими ударами. Всего схватка длилась не более нескольких минут, а затем дед, с перерезанным от уха до уха горлом, упал, обагрив кровью подножие Божьей Матери, той, что, говорят, протягивала Младенцу каменную лилию. (Теперь уже, когда статуи разбиты, и не узнаешь, вправду ли Младенец тянул ручки к цветку Франции, или сочинилось для красоты после). Детские годы Эжена-Оливье были наполнены этой картиной: министрант, умирающий в бессмысленном заступничестве за Нотр Дам, и священник, на бегу выдирающий дрожащими пальцами пластик из воротника, быть может незаметно швырнувший затем под ноги опасную маленькую полоску — вместе с саном. Эжен-Оливье не мог бы объяснить себе, отчего не горечь от страшной смерти деда, а всего лишь мысль о священнике-предателе наполняет яростным протестом каждую его мысль о Боге. Нет, разве Бог есть? Есть только черти, а на этих чертей есть окорот. Рука невольно нащупала тайный карман, нашитый в дурацкой одежде. Единственное, во что он верит. Из Главы XVII. Штурм внутри штурма На Малом Мосту, между тем, творилось нечто невообразимое. Ни обгоревшей баррикады, ни покрытия проезжей части моста уже не было видно под телами в синих мундирах. Другие синие мундиры бежали прямо по ним. Казалось, кто-то окатил керосином огромный муравейник. — Да что им, вкололи чего, что ли, черт побери?! — в сердцах бросил Жорж Перну. — Прут как очумелые! Боже милостивый, как прут! Эй, Берто! Тот, не спрашивая, отложил калашников и плюхнулся на место Перну за пулемет. — Алло, Поль, алло? — кричал Перну. — Гранаты для гранатометов есть еще? Разобрали? Нелегкая, ну ладно, пусть хоть для подствольников, хоть что-нибудь? Хорошо, возьмем! И отсигналь Ларошжаклену, пусть откуда-нибудь народу снимет, где потише, мне б еще хоть десять человек! Да у меня половина людей перебита, какой половина, две трети! Да, две трети, и всего за каких-нибудь полчаса, подумал Эжен-Оливье, взглянув мельком на разбитую голову Ива Монту. Уже не было никакой возможности хотя бы переложить тела убитых в сторонку. — Левек, дуй за гранатами пока дают! — Жорж сверкнул отчаянной улыбкой. Упавшая на его лоб прядь волос почернела от слипшейся крови, не разбери поймешь, чьей. Эжен-Оливье вскочил и помчался: скрытое утомление было так велико, что он обращал не больше внимания на свист пуль, чем обратил бы на майских жуков. Ему казалось, что он может бегать, падать, вскакивать и стрелять до бесконечности, как заведенный автомат. Ему казалось, что этот завод никогда не кончится, туго скрученная пружина внутри никогда не разожмется. ...

Славянка: ... Касим мчался по Малому мосту впереди, почти не прикрываясь пуленепробиваемым щитом. Он атаковал одним из первых, хотя вполне мог бы сидеть сейчас в «Шекспировской» библиотеке, атаковал, он вел солдат в атаку, задаваясь на ходу вопросом, заметит ли кто-нибудь, что он не стреляет? Он не понимал, почему не стреляет, не хотел понимать, какая сила тащит его навстречу пулям. — Берто, я тебя сменю! — крикнул Жорж Перну прежде, чем успел понять, что пулемет, за которым лежал Роже, не стреляет. Он не стал даже убирать тело, просто чуть подвинул плечом, лег бок о бок с мертвым. Он стрелял еще минут пять, пока пулемет не замолчал вновь. Ларошжаклен успел: Эжен-Оливье мчался назад не только с гранатами для подствольников. С ним бежали семь человек, снятых на подмогу с более тихого Моста Святого Людовика. Есть! Касим легко запрыгнул на насыпь второй баррикады. Еще мгновение — и он был уже по другую сторону. Они в Ситэ! Они? Только в следующее мгновение в голову пришло, что в Ситэ покуда он один. Эти, мертвые, лежащие сейчас друг на дружке, успели, перед тем, как так вот беспомощно попадать, положить всех ближних атакующих, всех, кроме него, Касима. Это уже не имело никакого значения, они выиграли меньше минуты, меньше половины минуты. Но время потекло вдруг медленнее, чем воды Сены там, внизу. Он был наедине с мертвыми, единственный живой. Макисар в бейсболке, одетой назад козырьком, щуплый и невысокий, оказался девушкой. Да какое там, девочкой, никак не старше тринадцати. Рядом лежал мужчина средних лет, а ведь Касим встречал его раньше, как-то раз чинил автомобиль не в обычном своем сервисе, а в случайной дешевой мастерской. Он был там рабочим, да, несомненно. Никогда бы не принял его за макисара. А тот, за пулеметом, очень похож на Антуана. Антуан?! Нет, это был другой, просто похож. Сколько лет длились эти секунды? Касим лег за пулемет в то самое мгновение, когда время вдруг щелкнуло, сделалось быстрым. Чужие люди в синих мундирах уже бежали по мосту. Эжен-Оливье бежал так, что казалось, сердце сейчас вылетит через глотку и плюхнется на мостовую. Показалось ли ему, что стрельба на Малом мосту вдруг стихла? Показалось. Ну продержитесь еще четверть минуты, ребята! Из двух пулеметов и дюжины калашниковых стрелял только один пулемет. Этого вполне достало, чтобы не дать атакующим влезть на баррикаду. Стрельба была прерывистой, неровной. Кто-то успел подскочить, занял у пулемета место раненого. Эжен-Оливье между тем наклонился над ним, чтобы посмотреть, чем помочь. Что за чертовщина?!! — Дерьмо!! — изумленно выругался кто-то рядом. — Эй, что за дела?! — ... Пусть... катятся... к черту в задницу... — раненый в мундире мусульманского офицера с трудом разлеплял синюшные губы. Минуты его были сочтены. — Я...я им не Касим... Я — Ксавье! Правильно, конечно, что перебросили народ на Малый мост с моста Святого Людовика, подумала Жанна, передергивая затвор. На втором острове не развернешься для наступления. А все же лезут, понемногу, а лезут. Ну да ничего, тут и двух человек хватит. А с минуты на минуту и третий подойдет. Покуда отбились, можно и сигаретку выкурить. Не сигара, конечно, но хоть какое-то курево, эти гнусные «голуаз». Слободан распечатал новую пачку. Он не отказался бы от «Беломорканала», который курит София Севазмиу, но не мог же он попросить женщину поделиться такой дорогой контрабандой. — Эй, новость слышали?! — этого молодого макисара Жанна не знала, и уж тем более не знал Слободан. — Нет, а чего? Тебя сюда поставили, с нами? — Так уже незачем ставить! Они оттянулись, не хотят больше в мясорубку. Тут телефон с одного сняли, прослушали голосовую почту. По меньшей мере на час оттянулись! Хотят артобстрел устроить, чтоб, значит, нам в ответ, суда на воду спустят, с берегов пойдут. Всерьез изготовились, молодцы! То-то будет жаль, что атаковать через час станет некого! Ну удивятся, бедняги. Словом, приказано сворачиваться. ...


Славянка: ...и т.д. http://www.pravda.ru/culture/literature/news/50814-mechetnotredam-0



полная версия страницы