Форум » Творчество » Н.С. Давиденков » Ответить

Н.С. Давиденков

Борис: Одним не вернуться из мёртвых. Других разбросала беда. Смотрю на чужие когорты. Брожу по чужим городам. И все-таки — веришь, товарищ. Мне ночью совсем не до сна. Мне грезится пламя пожарищ. Мне снится другая страна. Там люди иного покроя — Таких не разыщешь нигде. И небо там тоже другое. И птицы, и травы не те. Сердца там железные бьются, Там воля людская — гранит. От горя там только смеются. От радости — плачут навзрыд. Опубликовано в 1944 году в газете "Казачья лава", издававшейся в г. Берлине Главным управлением казачьих войск.

Ответов - 6

Борис: Проводы Солдатская жёнушка шла за полком. Гордо солдат шагал. Кто-то ему помахал платком. Кто-то руку пожал. А за мной собака плелась. Провожая в дальний путь, И корявый вяз, задумчивый вяз Веткой успел махнуть... + + + Всю ночь рвались бризантные снаряды. Шли на восток усталые полки И думал я под грохот канонады — Вот казнь моя за все мои грехи. Но смерть прошла в торжественном параде. Чтоб через год ко мне вернуться вновь. И думал я, в её глазницы глядя, — Вот казнь моя за пролитую кровь. Но для меня должно быть смерти нету. Опять живу, опять пишу стихи, И о тебе мечтаю до рассвета — Вот казнь моя за все мои грехи. + + + Она сказала: — Вот и осень И клёны жёлтые давно. Забросим же тоску, забросим! А он ответил: — Всё равно. Она сказала: — Ты печален. Ты вечно чем-то огорчён. О чём ты думаешь ночами? А он ответил: — Ни о чём Она сказала: — Годы эти Не возвратить: такая грусть! Мы потеряли всё на свете! А он ответил: — Ну и пусть! + + + Я всю ночь просидел без спичек. И казалось, что из меня Математик великий вычел Право жить до другого дня. Я готов был пойти на это. Нo вот тут-то ты и вошёл. Милый, маленький луч рассвета — Золотистый небесный шелк. Я не видел, когда вошел ты В щель дырявых моих дверей И дотронулся лапкой жёлтой До больной головы моей. Наклонясь надо мною низко. Раздвигая ресниц кусты. Дружелюбным участливым писком Утешать меня начал ты. Ты сказал: — Будь, приятель, честным. Солнцу в очи смотреть не трусь. Грустно?! Ну и что же, и пусть! Проживёт в твоём сердце тесном Рядом с гордостью и эта грусть. ...И подняв затемнённые шторы. Забывая ночную страсть, Я увидел рассвет, который У меня хотели украсть. + + + Тихо бабушка шепчет молитву, Воет вьюга в трубе дымовой, Я прочёл про кавказскую битву И про всадника с медной главой. Передуманы разные думки. Пересчитаны дни и часы И в журнале на каждом рисунке Пририсованы дамам усы. Чуть мерцает угол киота, А за ставнями — ветер и мрак. Там, за ставнями ходит кто-то, Но войти не может никак. Он и в окна, и в двери скребётся И пророчит нам всем беду. Страшный хохот его раздаётся На холодных дорожках в саду. Но гудит самовар сердито И ему подпевает сверчок И парадная дверь закрыта На железный большой крючок.

Борис: Парк Монсо Шумит над парком непогода. Не утихает ни на миг. На скамейку возле входа Садится сгорбленный старик. Что дождь ему — что ветра свист? Уже давно кичиться нечем, И падает ему на плечи Как эполет, холодный лист. + + + Чей это стон? Но это не стон человека — Это шелест склонённых знамён. Это миф умирает двадцатого века. Миф, доживший до самых тяжёлых времён. Ну и что ж? Раздадим свои знанья учащимся, А безумные страсти отправим в архив И с тяжёлой лопатой за гробом потащимся Хоронить-засыпать неудавшийся миф. Могила неизвестного солдата Грянули и замерли оркестры Статуи торжественно молчат И лежит год камнем неизвестный. Павший за отечество солдат. А вокруг под грохот барабанный Чёрные построились ряды И несут четыре капитана По ступеням белые цветы. Положили воинский подарок, Отошли — и вытянулись в ряд Плакали девчонки на тротуарах — Так хорош сегодняшний парад! + + + Я вздумал привести в порядок Давно забытые дела И много маленьких догадок Открылись в ящике стола. Вот чьи-то серьги. Чьи — не знаю Вот чей-то скомканный платок. Сижу и долго вспоминаю. Кто здесь его оставить мог. Тугие связки писем старых, Рисунки, записи, стихи И чей-то маленький подарок Увядшей розы лепестки. И я до самого рассвета Сижу над письменным столом Кто подарил мне розу эту Сухую память о былом? Давно клубится день морозный И падает холодный свет На серьги, на платок, на розу. На всё, чему возврата нет.

Борис: Родился Николай Сергеевич Давиденков в 1915 году в г. Харькове в интеллигентной семье "выходцев, — как он сообщал на следствии, — из казаков..." Отец его — Давиденков Сергей Николаевич. 1880 года рождения, доктор медицинских наук, профессор, академик Академии медицинских наук СССР, мать —Давиденкова Ксения Григорьевна, врач. Жила семья в г. Ленинграде по ул. Кирочной. 12, кв. 18. По окончании средней школы Николай Давиденков в 1933 году поступил на учёбу в Ленинградский государственный университет имени Бубнова на биологический факультет. "...B апреле 1938 года, будучи на 5-м курсе университета, — сообщал Н.С. Давиденков позднее на следствии 17 июля 1946 года, — я был арестован Ленинградским УГБ и обвинялся в принадлежности к антисоветской молодежной студенческой организации и в подготовке террористических актов (ст.ст. 17-58-8, 58-10 и 58-11 УК РСФСР — К.Х.). Вместе со мной по одному делу было арестовано 6 студентов биологического факультета. В сентябре 1938 года меня и других арестованных по одному делу судили в/трибуналом. В частности я был осужден к 8 годам и на 3 года поражения прав... Под стражу я тогда заключался два раза с перерывом, а всего был под стражей около года...". Этот год заключения для Н. Давиденкова, естественно, не прошёл бесследно. 10 октября 1945 года на следствии он, в частности, показал: "...Целый ряд причин привёл меня в лагерь врагов советской власти. Вот основные из них:1932-1933 г.г. — я был недоволен мероприятиями советской власти по ликвидации казачества, особенно меня задевало раскулачивание среди казачества; я чувствовал себя казаком, ибо мои родители принадлежали к казачьему сословию. Год тюремного подследственного заключения в 1938 году подействовал на меня озлобленно..." "...B марте 1939 года после переследования наше дело слушалось в Ленинградском облсуде, решением которого я и... другие были оправданы... Люблинский Юрий Романович, Предтеченский Анатолий Александрович, Дернов Алексей.., Ярошевский Михаил и Гольденберг Николай... Другая же часть из арестованных вместе со мной студентов была тогда осуждена..." Продолжив после освобождения из-под стражи учёбу в ЛГУ, Н. Давиденков окончил его в 1940 году и в конце этого же года был призван на службу в Красную Армию. С первых дней войны, проходя службу в воинской части, дислоцированной в Западной Украине, Н.С. Давиденков принимал участие в боевых действиях и "... 15 июля 1941 года в районе Яновского леса (недалеко от г. Львова — К.Х.) взят в плен в составе 1 дивизиона 90 ГАП 97 стрелковой дивизии. С 15 июля по 1 августа был в лагере Сандова Вишня, затем две-три недели в Ярославе, откуда в конце августа этапирован в Перемышль. Находился в лагере для военнопленных рядового состава. На работы не выходил. В конце августа 1941 года зачислен в команду военнопленных по обслуживанию гаража продовольственной части комендатуры тыла 17 германской армии на должность шофера, что произошло с моего согласия. Работал шофером по переброске продуктов на рейсах Львов-Тарнополь, Тарнополь-Николаев, Винница-Проскуров, Тарновка-Умань, Лозовая-Павлоград... 13 августа 1942 года в немецкую часть, где я служил, прибыл один казачий офицер (фамилию не помню), находившийся на службе в немецкой армии. Указанный офицер производил набор в казачью часть лиц, которые проживали в казачьих областях. Я записался в казачью часть и вскоре же был направлен в качестве рядового в казачий полк имени Атамана Платова..., формировавшийся в г. Новая Горловка при 17 германской армии. Впоследствии эта часть имела № 17. Три месяца проходил боевую подготовку под руководством немецких офицеров и унтер-офицеров, среди которых непосредственно ко мне имели отношение обер-лейтенант Гланц, обер-фельдфебель Визинер, капитан Э. Мюллер... По окончании подготовки получил звание цуг-фюрера (командира взвода) и вместе с полком выступил в поход пешим порядком на Ростов. Присягу принял в сентябре 1942 года добровольно. За это время, в основном, научился понимать и говорить на немецком языке, который изучал и до войны... С августа 1942 года по март 1943 года я служил вначале рядовым, а затем командиром взвода 2 эскадрона в казачьей части № 17. Полк двигался навстречу фронту, не принимая участия в боях. В конце марта (1943 года — К.Х.) я, лейтенант Гадаховский (тогда рядовой) и другие 10 человек со средним и высшим образованием были вызваны к командиру полка немецкому майору Томсону, который сообщил нам, что мы командируемся в город Херсон в распоряжение штаба генерал-лейтенанта Клейста. В Херсоне, в штабе Клейста, где мы пробыли около двух недель, нам сообщили, что мы вместе с другими, прибывшими из частей офицерами, солдатами и казаками, будем направлены в Германию в русскую школу при штабе "Русской Освободительной Армии" (РОА) в г. Дабендорфе ; туда мы прибыли в сопровождении немецкого унтер-офицера в апреле 1943 года. Школой командовал генерал-майор Благовещенский, впоследствии вместо него был назначен генерал Трухин . Один из преподавателей школы, немец по национальности, но уроженец Ленинграца, служивший в период гражданской войны в белой армии, Константин Александрович Мейер, предложил после занятий собраться всем курсантам, подвергавшимся репрессиям со стороны Советской власти. Он предложил, чтобы каждый описал свою историю для издания в виде отдельных брошюр. Я выполнил это, написав брошюру, вышедшую под названием "Дом родной" в русском белогвардейском издательстве "Новое слово". Кроме того, отрывки из этой брошюры печатались в газетах "Доброволец" и "Заря", издававшихся штабом РОА. По окончании школы в Дабендорфе мне было предложено начальником школы генералом Трухиным отправиться обратно в свою часть пропагандистом или перейти на работу военным корреспондентом в газету "Доброволец". Я выбрал последнее... " Прежде, чем продолжить цитирование повествования Н.С. Давиденкова, остановимся и обратимся, в его изложении, к информации о том, что из себя представляла школа пропагандистов РОА в г. Дабендорфе (Германия) и чему (каким предметам) там учили курсантов. "...Если охарактеризовать программу в общем, — сообщат Н.С. Давиденков на допросе 30 августа 1945 года, — то она заключалась, как программа национального социализма, т.е. в России должна быть уничтожена государственная собственность на землю и на предприятия. Установить частную собственность. В частности, в программе школы стояли также дисциплины: "Русская история", "История большевизма", "Еврейский вопрос", "Положение рабочего класса в СССР", "Крестьянский вопрос", "Фашизм и национал-социализм". Все эти дисциплины были пропитаны ненавистью к советскому строю и существующему режиму". Теперь вернёмся к периоду учёбы Н.С. Давиденкова в г. Дабендорфе: "...K этому времени относится моё дежурство в качестве караула по охране здания, где жил генерал Власов в Далеме. Во время этого дежурства, на которое курсанты назначались в порядке очерёдности, я видел генерала Власова. Вечером, гуляя по саду, он со мной разговаривал, расспрашивая о настроениях курсантов. Смысл его беседы сводился к тому, что он многое не может сказать открыто, что ему мешают немцы и что о многом он должен умалчивать. После этого он возвратился в дом..." Возможно для читателей представит интерес изложение Н.С. Давиденковым, записанное, естественно, следователем, методов вербовки в ряды РОА пленных красноармейцев, о чём мы изредка и кратко встречали упоминания в советских публикациях 60-80-х годов: "метод вербовки в РОА военнопленных русской национальности (подчёркнуто мною — К.Х.), находящихся в немецких лагерях, сводился к следующему, — сообщал Н.С. Давиденков на допросе 7 июня 1945 года. — Прежде всего, по прибытии пропагандиста в лагерь он должен приступить к изучению жизненных условий людей, находящихся в лагере, устанавливать личности, которые в прошлом были "обижены" советской властью в результате раскулачивания зажиточных элементов, лица, подвергавшиеся репрессиям со стороны советских органов, а также настроенных антисоветски. Кроме того, пропагандист объяснял военнопленным, что советское правительство отказалось от них и считает всех русских пленных изменниками родины, и в случае их возвращения на Родину они будут расстреляны. Таким образом, подводился вопрос к тому, что выход у них один — это пойти на службу в РОА и вести борьбу против большевизма..." "...B июне 1943 года, будучи направлен на работу во Францию (куда к тому времени были переброшены некоторые части РОА и отдельные казачьи полки вермахта — К.Х.), ...я поступил в распоряжение поручика РОА Николая Фёдоровича Лапина (родом из Новониколаевска), который был назначен редактором "Информационного листка Добровольческих частей", издававшегося в Париже, на улице Champs-Elycée, 57..." В то время Н.С.Давиденков, видимо, не знал о том, что, не доверяя в полной мере многим офицерам — военнослужащим РОА, в том числе и ему, спецслужбы Германии установили за ним во Франции наблюдение. В 1944 году бывший агент "Абвера" В. Кеппен вспоминал о том, что специально был направлен во Францию с заданием "...установить "неофициальную деятельность" власовского генерал-майора Малышкина и полковника Давиденкова (звание "подопечного" В.Кеппен завысил — К.Х.), находившихся на подозрении у немецкой контрразведки..." "...Здесь (во Франции — К.Х.) я проработал год, занимаясь ежедневными переводами сообщений информационного бюро для "Листка" с немецкого и французского языков. С мая 1944 года я совершил три поездки в Авиньон, Канн и Аржантен, где были расквартированы власовские и казачьи части. Результатом этих поездок была статья в "Информационном листке" и в газете "Доброволец", в которых я восхвалял казаков и добровольцев, отличившихся в боях против польских, бельгийских и французских партизан.


Борис: Во время моей работы в г. Париже я встречался со следующими представителями белой эмиграции: 1 Жеребков Ю.С. — председатель "Комитета по делам русской эмиграции во Франции"... " Справка: Жеребков Юрий Сергеевич. 1908 года рождения, уроженец г. Новочеркасска, Области Войска Донского, в Югославии окончил Донской Императора Александра III кадетский корпус. В 1928 году прибыл в г. Париж. где учился в Музыкальном русском институте (Русская консерватория). Позднее работал в Парижской частной опере, а затем в Парижском казино. В 1935 году уехал в Германию, где находился до 1940 года. В августе 1940 года прибыл вновь в Париж и был назначен немецкими оккупационными властями заместителем председателя "Комитета взаимопомощи русских эмигрантов во Франции". В апреле 1942 года был назначен председателем "Управления по делам русских эмигрантов во Франции". В 1944 году состоял при "Русской Освободительной Армии"; в конце 1944 года вошел в состав "Комитета Освобождения Народов России" (КОНР), руководимого генералом А.А. Власовым. "...2. Спиридович — бывший генерал-лейтенант русской армии, автор книг "История большевизма", "Распутин", "История контрреволюции на юге России"; 3. Джутиев — работник белогвардейского издательства "Возрождение", автор ряда антисоветских книг и статей; 4. Авилов Георгий Капитонович — ст. лейтенант власовской армии, эмигрант, в прошлом — белый офицер; 5. Тэффи Надежда Александровна — писательница; 6. Лифарь Сергей — бежавший из СССР в 20-х годах артист, ныне — руководитель балета в парижской большой Опере; 7. Гиппиус Зинаида Александровна — писательница, вдова писателя Мережковского. Из немцев я сталкивался по работе с руководителем отдела "Восточной пропаганды" при Главнокомандующем немецкими войсками во Франции капитаном Рихгором, с зондер-фюрером Якобсоном, прибалтийским немцем, прикомандированным к редакции "Информационного листка" и дававшим все указания по работе поручику Лапину. Кроме того, в Париже помещался "генерал добровольческих войск во Франции" Вейденберг, при котором состоял русский майор (есаул казачьих войск) Молчанов. С этим Молчановым я был вместе в командировке в Канне. Дальнейшую мою службу в газете "Информационный листок" и переход по собственному желанию на работу в газету "Казачья лава" (редактор — есаул Л.Н.Польский) я пропущу. Остановлюсь на факте, что перевода на работу в газету "Казачья лава" я добился через генерала П.Н. Краснова , бывшего тогда начальником Главного управления казачьих войск (вермахта — К.Х.), которому я написал соответствующее письмо с просьбой перевести меня. За время работы в «Казачьей лаве» весь состав редакции дважды вызывался генералом С.Н. Красновым (племянником генерала П.Н. Краснова и начальником его штаба), который давал нам подробные указания по работе, требуя большего освещения исторической роли казачества в гражданской войне на стороне белых. Противопоставляя цели белых, как "классовые", казачьим целям, как "общенародным", мы должны были в наших очерках и статьях проводить мысль о казачьей национальной, специфически-"самостийной" борьбе. К этому же времени относятся мои встречи с известным антисоветским писателем Евгением Рышковым (псевдоним — Тарусский), с которым я встречался в редакции газеты "Казачья лава" в г. Потсдаме. Вместе с ним мы проектировали издание "Казачьего альманаха", в составлении которого приняли участие сотник П.В.Гусев , Титус — редактор журнала "На казачьем посту" . Альманах этот издан не был, так как газета "Казачья лава" прекратила своё существование... В феврале 1945 года мне разрешили вместе с женой Ушаковой Верой Владимировной выехать в Италию в казачий стан атамана Доманова . В первых числах марта 1945 года я с женой прибыл в Италию в гор. Толмеццо. В г. Толмеццо размещался штаб атамана Доманова. Вскоре я обратился к атаману Доманову, чтобы он меня оставил при своём лагере, но Доманов мне отказал. Тогда я обратился к генералу Краснову. Краснов со мной побеседовал и разрешил остаться при Домановском лагере, предложив должность заместителя начальника школы пропагандистов. Вскоре я был назначен заместителем начальника школы пропагандистов, которая дислоцировалась в станице Терской и называлась "школой связи"... За это время нашим отделом ("школой"), конкретно Гусевым и мною, составлены пять статей для газеты "Казачья земля", составлен план занятий в "Школе казачьей связи" и мною выпущена лекция "Казаки и русское освободительное движение", в которой я выступал за казачью самостоятельность и автономию..." Следует отметить, что явно не обделённый немалыми литературными способностями. Н.С. Давиденков довольно часто публиковал свои материалы в ряде изданий казачьих частей вермахта под литературным псевдонимом "Анин". "...Во время этой работы мне и Гусеву попеременно приходилось бывать с личными докладами у генералов Доманова и Краснова. Однажды, когда в кубанских станицах (имевшихся при "Казачьем стане" Т. Доманова в Италии — К.Х.) произошли волнения по поводу назначения генералом Власовым своего войскового атамана — генерала Науменко , генерал Краснов предложил мне отправиться вместе с ним в кубанские станицы для разъяснения казакам, что подчиняться генералу Науменко не следует, что он является самозванным атаманом и что Власов не имеет права назначать атамана без согласия Кубанской Войсковой Рады, а в данном случае — Главного управления казачьих войск. Это поручение генерала Краснова я выполнил. Дальнейшая работа была прервана 18 апреля 1944 года приказом о ликвидации Главного управления казачьих войск и о подчинении всех организаций и частей генерала Доманова новому походному атаману — начальнику 1-ой казачьей дивизии, оперировавшей на Балканах, генералу Кононову . В связи с этим вся пропагандистская работа в частях Доманова переходила в ведение отдела пропаганды 15-го кавалерийского казачьего корпуса генерала фон Панвица (которому подчинялся и И.Н. Кононов — К.Х.) и наш отдел ("школа") расформирован... Все казачьи части и семьи казаков стали эвакуироваться из Италии в Австрию. В момент эвакуации курсанты школы пропагандистов были распущены, а я получил назначение — командир 2-й батареи 1 -го артдивизиона 5-го запасного полка... К этому времени относится один случай. 28 апреля 1945 года в местечке Пелуццо я встретил грузина Ладошвили, с которым встречался в русском ресторане в Берлине. Он сказал мне, что вместе с двумя ротами грузин давно перешёл на сторону партизан-националистов (войска Бодальо, группа "Озоппо") и предложил мне последовать его примеру. На автомобиле, отобранном мною и моим вестовым А.И. Величко у немца, мы отправились в горы к востоку от реки Толмеццо между местечками Пелуццо и Авна и прибыли в расположение партизанского отряда "Озоппо", которым командовал лейтенант итальянской армии Пинета. Этот последний предложил мне возглавить казачью часть, которая должна будет уйти от штаба Доманова и запереть перевал "Плокенпасс", чтобы не дать немцам вывезти из Северной Италии ценные материалы и машины. От меня также требовалось сообщить о положении мостов и намерениях немцев взорвать их на протяжении от Толмеццо до Кочаха. Это мной было выполнено и донесение передано партизанскому отряду через Величко. Однако, когда во главе своей батареи, (без орудий) я двинулся выполнять задание о перевале, было выяснено, что партизаны подверглись нападению части "СС" и были рассеяны, а перевал занят крупными силами "СС"... Во время пребывания казачьих войск на территории, оккупированной англичанами (в начале 1945 года казачьи части вермахта сдались в Австрии английским войскам — К.Х.), я никакой пропагандистской работы не вёл, находился всё время при батарее. С англичанами беседовал только с рядовыми, стараясь выяснить у них судьбу наших семей и нас самих... ...Ранее я имел встречи с руководящими работниками власовской армии и казачьих войск — полковником Боярским, генералом Малышкиным, есаулом Земцовым, полковником Сахаровым и другими. Иных крупных антисоветских руководителей я не встречал. В октябре 1944 года я встретил в Берлине в помещении отдела пропаганды для добровольческих войск, где оформлялись мои маршевые документы, поручика РОА Льва Ильинского, с которым в 1943 году был вместе на курсах пропагандистов в Дабендорфе. Он пригласил меня зайти к себе в отдел пропаганды "для врага", возглавлявшийся эмигрантом-журналистом Казанцевым и помещавшимся в том же доме (Виктория штрассе). В этом отделе Ильинский показал мне последние издания, разбрасываемые с самолётов над Красной Армией. Это были: • газеты "Клич" и "Окопная правда", наполненные обычной власовской пропагандой; • подделка "Набат", издававшаяся якобы подпольной антисоветской организацией в тылу Красной Армии; • подделка газеты "Правда" с издевательством над руководителями Советской страны. Впоследствии "Клич", "Окопную правду" и "Набат" я видел в редакции газеты "Казачья лава". Кто их конкретно писал и издавал я не знаю, но несомненно, что Казанцев и Ильинский принимали в составлении этих газет живейшее участие. Казанцев подчинялся начальнику отдела "Восточной пропаганды"' капитану Штрикфельду, которому через руководителя, старшего советника Штупериха, подчинялась и редакция газеты "Казачья лава". При разных обстоятельствах впоследствии я видел "продукцию" Казанцева (в Польше, в Италии), среди которой были листовки — газеты "Штык в землю", "Долой колхозы", речь генерала Власова с портретом, листовки с фальсифицированным "обращением"' сына И.В. Сталина и Молотова с портретами, стихи "Калина-калинушка" с призывами к крестьянскому восстанию, изложение "принципов" Власова ("13 пунктов"), отдельные издания "Манифеоа КОНР". На всех этих листовках имелась внизу отметка "OKWWPr", т.е. "Главное командование вооружённых сил, отдел пропаганды". Кроме того, мне известно со слов Ильинского, что он принимал участие в изготовлении грампластинок с извращённым советским гимном и фальсифицированной речью И.В. Сталина, предназначавшихся для трансляции через линию фронта. Кроме Казанцева и Ильинского в комнате работало ещё два или три офицера. Эмигрант Казанцев, которого я больше не видел, был впоследствии кандидатом в члены КОНР. Ильинский, насколько я знаю, возвращён в СССР вместе с офицерами власовского полка "Витязь" (командир полка Семёнов), в котором был в командировке в момент окончания войны...". На этом временно прервём изложенную Н.С.Давиденковым его "одиссею" 1941-1945 годов, не комментируя её, но помня о том, что она со слов Н.С. Давиденкова записана следователем "Смерша" МВД СССР. 28 мая 1945 года более двух тысяч генералов и офицеров казачьих формирований вермахта, сдавшихся англичанам, были ими предательски, с применением силы переданы, кроме сотрудников разведки и контрразведки, советской военной администрации. Все переданные в 1945-1947 годах в СССР были привлечены к уголовной ответственности. Не избежал этой участи и Н.С.Давиденков. 5 ноября 1945 года военным трибуналом Западно-Сибирского военного округа по статье 58-1б УК РСФСР ("Измена Родине") он был приговорён к 10 годам лишения свободы. По одному уголовному делу с Н.С.Давиденковым проходили военнослужащие казачьих частей вермахта, ранее упоминавшиеся: • Польский Леонид Николаевич, 1907 года рождения, уроженец станицы Казьминской, Ставропольского края; • Земцов Михаил Гаврилович, 1911 года рождения, уроженец станины Николаевской, Краснодарского края; • Гусев Пётр Викторович, 1899 года рождения, уроженец г. Карпогорки, Архангельской области, донской казак по происхождению, никогда не являвшийся гражданином СССР — "...в Париже проживал с 1926 года (до этого жил и работал в Болгарии — К.Х.) по 1942 год. Состоял на службе у крупного русского промышленника Гукасова. Занимался реализацией продукции его издательства — книг и газеты "Возрождение". Все они (кроме П. Гусева) по ст. 58-1а УК РСФСР, а П.В. Гусев на основании ст. 58-3 УК РСФСР с санкцией ст. 58-2 УК РСФСР были приговорены к лишению свободы на десять лет каждый, с поражением в правах на 5 лет без конфискации имущества за отсутствием такового. В приговоре, в частности, отмечалось, что Н.С.Давиденков "...в августе 1942 года добровольно поступил на службу в немецкую армию, принял присягу на верность фашистской Германии и в составе т.н. "казачьих" войск немецкой армии служил в чине сначала хорунжего, а затем сотника до мая 1945 года, т.е. до дня пленения. Находясь в немецкой армии, Давиденков сначала служил командиром взвода, а затем, окончив школу пропагандистов, использовался немцами на пропагандистской работе. Был лектором пропагандистской школы, заместителем начальника этой школы и заместителем начальника отдела пропаганды штаба "казачьих" войск... Будучи пропагандистом, Давиденков читал лекции и помещал в немецких газетах, издававшихся на русском языке, статьи и заметки антисоветского содержания и, кроме того, написал и издал несколько брошюр под заголовками "Казаки и русское освободительное движение", "Дом родной" и другие, в которых клеветал на органы Советской власти и призывал к вооружённой борьбе против Советского Союза... За свою активную службу в немецкой армии был награждён немцами двумя медалями... " Здесь, видимо, целесообразно дополнить информацию о творческой деятельности Н.С. Давиденкова в военные годы. Проживающий ныне в г. Париже (Франция) известный в зарубежье писатель и публицист В.А. Рудинский в конце 1998 года в письме ко мне, в частности, писал: "...О Давиденкове ведь очень, очень много в эмиграции писалось! Писал о нём и я. Есть ещё люди, лично его знавшие, в том числе и во Франции. Писал он тоже очень много: стихи, статьи, рассказы и даже роман, который в рукописи читал в Берлине. Название было, если не путаю, "Трус". И там была история провокатора в ЛГУ.. . " Судя по материалам уголовного дела, как в ходе предварительного следствия, так и на заседании военного трибунала Н.С. Давиденков предъявленные ему обвинения признал. Вместе с тем я хотел бы обратить внимание читателей на то обстоятельство, что ни на следствии, ни на заседании военного трибунала против Н.С. Давиденкова не было выдвинуто никаких обвинений в участии в боевых действиях против частей Красной Армии или партизан как на территории СССР, так и за его пределами, в участии в карательной деятельности против граждан СССР или других государств (выделено мною — К.Х.). Однако прошло менее года и против Н.С. Давиденкова выдвигается новое обвинение, в частности, в том, что он "...отбывая срок наказания в Новосибирском пересылочном пункте ИТЛ и Кривошоковском отделении ИТЛ, являясь непримиримым врагом Советского государства, стал на путь организованной борьбы с Советской властью. На протяжении мая и июня месяца 1946 года пытался (обратите внимание на эту формулировку — "пытался" — К.Х.) создать в лагере контрреволюционную повстанческую группу из заключённых, осужденных за контрреволюционные преступления, бытовые преступления и из рецидивистов, отбывающих наказание в лагере, и с указанной группой совершить побег, разоружив охрану лагеря..." 31 августа 1946 года специальным лагерным судом исправительно-трудовых лагерей и колоний МВД Новосибирской области Н.С. Давиденков был признан виновным в преступлениях, предусмотренных ст.ст. 19-58-2 и 58-10 УК РСФСР и осужден к 10 годам исправительно-трудовых работ. И вот здесь, как мне представляется, для нас, безусловно, представляет интерес, как сам Н.С. Давиденков объясняет свою позицию, свои взгляды и настроения, истолкованные следствием и судом как антисоветские и послужившие поводом для его нового уголовного преследования. Тем более, что эти объяснения были изложены Н.С. Давиденковым уже после предъявления ему нового обвинения. "...И в настоящее время я не оставил своих взглядов, которые были у меня до прибытия на советскую территорию. Эти взгляды, в основном, заключаются в следующем. Со времени пребывания на курсах пропагандистов РОА в Дабендорфе я утвердился в воззрении, что советский строй не является демократическим. Я считал, что свобода слова, печати и собраний, гарантированные в Конституции, на деле не осуществляются. Граждане СССР, с моей точки зрения, не имеют возможности свободной критики, которая преследуется по закону... Не обеспечивается возможность свободного изложения своих взглядов в печати и на собраниях. Даже незначительная критика существующею положения приводит к привлечению к уголовной ответственности. Законы, карающие за политические преступления, за расхищение социалистической собственности, за уход с места работы, я также считаю чересчур суровыми. В области литературы я считал недопустимым зажимание творческой инициативы отдельных писателей и поэтов, существование художественных произведений, написанных по "социальному заказу" (подобно произведений Безыменского или Гладкова) за счёт снижения их художественной ценности. В области науки я считал необходимым проявление терпимости по отношению к нематериалистическим течениям и теориям, считал неверным преподавание лишь одной философии — диалектического материализма. Я считал, что только в борьбе различных точек зрения могут развиваться сознательно и самостоятельно мыслящие люди. Мне казалось, что культурный уровень народа уже достаточно высок для того, чтобы правительство допустило истинную свободу слова и печати, подобно тому, как допущена свобода совести. Мне казалось, что давно уже пришло время большей объективности в философии и раскрытия творческих возможностей молодых учёных. В области экономики я стоял на точке зрения развёртывания широкой частной инициативы, направленной на увеличение прожиточного минимума, на улучшение и удовлетворение насущных потребностей масс трудящихся. Мне казалось, что ввиду надвигающейся угрозы новой войны, все эти перемены должны быть произведены, чтобы вырвать из рук англо-американцев их основное пропагандистское оружие — лозунг демократизации. При этом, со времени моего пребывания на территории, оккупированной немцами, до сегодняшнего дня я не ждал и не жду от каких бы то ни было иностранных интервентов ничего, кроме прямой колонизации России..." На этом вновь прервём "повествование" Н.С. Давиденкова, записанное следователем, и зададимся вопросом, искренен ли он?! Прежде, чем попытаться ответить на этот непростой вопрос познакомимся с одним из многих написанных Н.С. Давиденковым стихотворений: Одним не вернуться из мёртвых. Других разбросала беда. Смотрю на чужие когорты. Брожу по чужим городам. И все-таки — веришь, товарищ. Мне ночью совсем не до сна. Мне грезится пламя пожарищ. Мне снится другая страна. Там люди иного покроя — Таких не разыщешь нигде. И небо там тоже другое. И птицы, и травы не те. Сердца там железные бьются, Там воля людская — гранит. От горя там только смеются. От радости — плачут навзрыд. Перечитайте стихотворение ещё раз! Что, прежде всего, ощущаешь?! Чувство большой и искренней гордости автора за свой, русский, народ, за своё многострадальное Отечество! Опубликовано же это стихотворение в 1944 году в газете "Казачья лава", издававшейся в г. Берлине (Германия) "Главным управлением казачьих войск". Кроме того, не будем забывать о том, что излагалась указанная личная позиция, личные взгляды Н.С. Давиденкова в момент, когда шло следствие по уже предъявленному ему обвинению в "антисоветской агитации и пропаганде". Облегчало ли подобное откровенное, чистосердечное "повествование" положение подследственного?! Очень сомневаюсь! Однако, несмотря ни на что, смело и чётко изложив свои, выстраданные годами испытаний и нелёгких раздумий взгляды и оценки положения в СССР в 30-40-е годы, Н.С. Давиденков, опередивший в своих выводах и предложениях время более чем на пятьдесят лет, делает не вызывающее, на мой взгляд, сомнения в его искренности заключение, фактически подтвердив предъявленное ему обвинение, вместе с тем, возможно, и адресованное следствию. "...Пройдя самые разнообразные этапы, я пришёл к непоколебимому убеждению, что, несмотря на мои антисоветские настроения, я должен оставить всякую мысль о борьбе против Советской власти; я пришёл к убеждению, что внешнеполитическая обстановка заставляет всякого русского прежде быть связанным с Родиной, даже если порядки на Родине его не вполне удовлетворяют. Мне известно, что как до войны, так и теперь немало есть в СССР людей, недовольных теми или иными сторонами жизни и если не антисоветски настроенных, то во всяком случае не горячих сторонников Советской власти. Среди таких людей и молодёжь... Считая, что я должен ещё принести стране максимальную пользу и зная, каким подходящим материалом являлись такие люди для немцев при вербовке во Власовскую армию и другие антисоветские группировки, я обратился в конце апреля с.г. к Министру внутренних дел Союза ССР с просьбой разрешить мне написать роман на тему о заблудившемся русском человеке. По моей мысли, в романе должен был быть показан путь молодого человека, не убежденного в правоте Советской власти. Этот роман должен стать предупреждением всем тем, кто надеется на решение трудностей и противоречий нашей жизни внешними силами. Трагедия этих людей не имеет ничего общего с "трагедией" прямых немецких наймитов — старост, полицейских и т.д. Показом действительной душевной драмы человека, оторвавшегося от родины, я хотел предостеречь молодых людей, увлекающихся западной культурой и искусством, сказав им: "Вам всё равно нет туда хода. Вы всё равно не пристанете к их пристани, но потеряете самое дорогое — Родину". Для осуществления этого намерения я просил только разрешения мне работать после рабочих часов в любом месте, где имеется свет, и сдавать весь материал тому, кому укажут. В этом заявлении я также писал о моих взглядах и о том, что они мало изменились, но просил разрешения на работу, которая пойдёт на пользу не только Советской власти, но и русскому народу (а может быть это как раз и было неприемлемо?! — К X). Я прошу учесть, что нигде и никогда не маскировался, на ...следствии, на суде и после суда, всюду говорил людям одно и то же: многое в советской действительности, о чём я писал выше, для меня и сейчас неприемлемо, но после этой войны, особенно после моего знакомства с антисоветскими группами и группировками за границей, я пришёл к выводу, что облегчения положения из-за рубежа ждать бессмысленно". Теперь, сопоставив всё откровенно изложенное Н.С. Давиденковым и внутриполитическую обстановку в СССР в те годы, можно с большой долей уверенности говорить о том, что толчком к новому уголовному преследованию Н.C. Давиденкова, а заодно и его подельников, послужило его письмо министру внутренних дел СССР. Ответа на него, как и следовало ожидать, он не получил, но зато получил новое и весьма серьёзное обвинение. 19 декабря 1949 года за подписью "За Генерального прокурора СССР" генерал юстиции Н. Афанасьев (обратите внимание на столь высокий уровень — К.Х.) внёс в Военную Коллегию Верховного Суда СССР протест (в порядке надзора) по делу Н.С. Давиденкова и других. Конкретизируя вину каждого из осужденных, отбывших уже по четыре года заключения, в протесте в отношении Н.С. Давиденкова, в частности, отмечалось, что он "...находясь в плену в декабре 1941 года добровольно поступил на службу в немецкую армию, в которой служил до мая 1945 года вначале командиром взвода казачьих войск, а затем пропагандистом отдела пропаганды штаба казачьих войск. За службу в немецкой армии Давиденков немцами был награждён двумя медалями..." Ещё раз хочу обратить внимание читателей на то, что даже в этом прокурорском протесте, который не отличается, мягко говоря, точностью и объективностью изложения фактов, Н.С. Давиденкову не предъявляется никаких обвинений в том, что относится к тягчайшим преступлениям: участие в боях против частей Красной Армии или партизан как на территории СССР, так и других стран, участие в арестах, допросах, истязаниях и расстрелах граждан как СССР, так и других государств. И, несмотря на всё это, в протесте резюмируется: "Признав Давиденкова, Польского, Земцова и Гусева виновными в тягчайших преступлениях против советского народа (подчёркнуто мною — К.Х.), военный трибунал определил им чрезвычайно мягкую и не соответствующую тяжести совершенных ими преступлений меру наказания. Прошу приговор от 5 ноября 1945 года отменить и дело возвратить на новое рассмотрение со стадии предварительного следствия". 7 января 1950 года Военная Коллегия Верховного Суда СССР определением № 5-1795/45 согласилась с доводами протеста и отменила приговор от 5 ноября 1945 года, возвратив дело на доследование. Не знаю, кто и как проводил "доследование", но 1 ноября 1950 года военный трибунал Северо-Кавказского военного округа на основании статьи 58-1б УК РСФСР приговорил Н.С. Давиденкова к высшей мере наказания (расстрелу). 4 ноября 1950 года Н.С. Давиденков обратился с кассационной жалобой в Военную Коллегию Верховного суда СССР. Однако её определением от 3 января 1951 года приговор в отношении Н.С. Давиденкова был оставлен в силе и 19 февраля 1951 года в г. Краснодаре приведён в исполнение. Так на 35-м году жизни трагически оборвалась жизнь честного и безусловно талантливого русского человека, человека сложной, противоречивой и трагической судьбы. А могла ли она быть иной?! Видимо, да! Так, например, по одному уголовному делу с Н.С.Давиденковым проходил и Л.Н. Польский, осужденный 5 ноября 1945 года как и Н.С. Давиденков, к десяти годам лишения свободы. Приговором военного трибунала Северо-Кавказского военного округа от 1 ноября 1950 года которым Н.С. Давиденков был приговорён к ВМН, Л.Н. Польский был осужден к лишению свободы в исправительно-трудовых лагерях сроком на 25 лет с поражением в правах на 5 лет. После смерти Сталина определение №5-1792/45 Военной Коллегии Верховного Суда СССР по протесту Главного Военного прокурора СССР приговор военного трибунала СКВО от 1 ноября 1950 года в отношении Л.Н. Польского был изменён со снижением срока наказания до десяти лет. А вскоре, 14 сентября 1955 года, Л.Н. Польский был освобождён из мест заключения и, несколько позднее, на основании статьи 6 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 17 сентября 1955 года "Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Великой Отечественной войны 1941 -45 гг." Л.Н. Польский был признан не имеющим судимости (подчёркнуто мною — К.Х.). А жизнь Н.С. Давиденкова трагически оборвалась! Но живы и, надеюсь, будут жить его поэзия и проза, его рисунки, напоминая об этом талантливом человеке, страстно любившем своё многострадальное Отечество!

Борис:

Борис: Леонид Романков ЛЕГЕНДАРНЫЙ ЧЕЛОВЕК (о Николае Давиденкове) Когда-нибудь, если у меня хватит времени, сил и таланта, я напишу об этом человеке документальную повесть. Впрочем, как бы я ни собирался написать сухо и точно, все равно, наверное, получится роман. Роман с удивительным, озорным, трагическим сюжетом — таким, какой была его жизнь... В семье нашей о нем упоминалось глухо, как о без вести пропавшем в годы войны — только после хрущевской оттепели стали просачиваться какие-то сведения. О нем меня расспрашивал литературовед Леонид Чертков, позже эмигрировавший в Австрию, который узнал, что во время войны некий литератор Давиденков будто бы опубликовал в Париже одно стихотворение из ахматовского «Реквиема». А потом в «Архипелаге ГУЛАГ» я прочел посвященный ему отрывок — вариант биографии — с цитатами из его письма к Лидии Корнеевне Чуковской. Я пришел на улицу Горького, 6, и с того момента началась наша долгая дружба с Лидией Корнеевной. Она стала отдавать мне письма, имеющие отношение к «Коле Давиденкову». Так я познакомился с его однодельцем по аресту 1938 года М.Н. Рабиновичем, сидевшим с ним в Находке К.И. Мищенко, сокамерником по краснодарской тюрьме Л.Н. Польским, солагерником A.A. Козыревым; пришло письмо от доктора наук М.Г. Ярошевского, встретившегося с ним в следственной тюрьме на Шпалерной... Неожиданно стали всплывать написанные им стихи, удивительным образом сохранившиеся в людской памяти; его рисунки — или на полях писем из армии, или сделанные в лагере; нашлись некоторые его статьи и эссе. На Западе был опубликован ряд мемуарных книг, где его упоминают как удивительного, незаурядного человека (Борис Ширяев, «Неугасимая лампада»; С.Г. Мюге «Улыбка фортуны»). И, наконец, уже почти случайно, нашлась его вдова, Вера, живущая в Америке, и его сын Сергей — теперь вице-президент одной из американских компаний. Мы встретились с ними, и Вера много рассказала о Колиной жизни на Западе до момента выдачи казаков Сталину в г. Лиенце, 1 июня 1945 года. С тех пор она ничего о нем не знала, и сын его (она тогда была беременна) никогда не видел отца. Мне удалось собрать много свидетельств, и все равно жизнь и смерть Николая Давиденкова остаются загадкой. Коля часто рассказывал благодарным слушателям разнообразные версии своей биографии (на новосибирской пересылке он в течение полутора месяцев «тискал романы» зекам в камере, и я думаю, что он был отменным сочинителем), и оказалось, что есть много людей, которые от него лично слышали о его похождениях; но сведения не слишком хорошо увязываются друг с другом. Я попытался вычленить из противоречивых свидетельств некую общую канву, хронологическую линию судьбы; вместе с моей сестрой, Любовью Петровной Мясниковой, мы сложили полученные крупицы сведений, и вот что у нас получилось. Студент биологического факультета ЛГУ Николай Давиденков был арестован 1 мая 1938 года (вместе с ним был арестован Лев Николаевич Гумилев) по делу о мифической студенческой террористической организации, якобы намеревавшейся взорвать Дворцовый мост, убить Жданова и т.п. По этому делу также проходили Шумовский, Иерихович, Ярошевский, Люблинский, Предтеченский, Гольдберг, Дернов. После допросов с применением пыток в сентябре 1938 года военный трибунал вынес приговоры — Коле, в частности, 8 лет лагерей с поражением в правах. Дело было отправлено, по настоянию Москвы, на доследование; в это время сняли и расстреляли Ежова; расстреляли начальника Ленинградского управления НКВД Заковского, и, по выражению А.И. Солженицына, «в ежовском антипотоке», состоялся второй суд, на котором обвиняемых оправдали и выпустили на свободу (свидетельство М.Н. Ярошевского). Исключенного из университета Николая Давиденкова забрали в армию и отправили под Львов. Вскоре после начала войны Коля попал в плен (по версии Мюге, перешел к немцам, заявив, что, хотя гитлеризм ему так же чужд, как и сталинизм, но главное сейчас — это сбросить Сталина и большевиков), вступил в Русскую освободительную армию и работал в отделе пропаганды, в редакции газеты «Доброволец». Газетой руководил капитан Зыков, впоследствии, по некоторым сведениям, расстрелянный немцами. В этом качестве ездил с лекциями по Франции и Бельгии, выступая вместе с профессором Гротовым перед старой русской эмиграцией; посетил великого князя Владимира Кирилловича (свидетельство Б. Ширяева). Окончив курсы в Дабендорфе в 1943 году, поехал представителем генерала A.A. Власова в Париж; был в Ницце, Марселе, Лионе. Будучи прирожденным филологом, прекрасно знал немецкий язык со всеми диалектами, выучил моментально французский, итальянский, английский языки. После высадки англо-американских войск во Франции вернулся в Дабендорф, но поссорился с редактором газеты «Доброволец», порвал с РОА и переехал в Потсдам, в казачий лагерь. Близко сошелся с генералом Красновым, стал корреспондентом газеты «Казачья лава». Кажется, побывал в России с казачьей платовской дивизией; был в Венгрии, в войсках Шернера; в Австрии, в Рогожинском корпусе; в Варшаве, во время восстания Бур-Комаровского. Писал репортажи в казачью газету. По словам Л.Н. Польского, «следует сказать, что, пользуясь провозглашенными союзническими отношениями между немцами и казаками, газета проявляла самостоятельность и не следовала слепо за немецкой пропагандой. В ней не было оголтелого антисемитизма, и слово «жид» ни разу не появилось на ее страницах». В Берлине, в редакции журнала на Викториенштрассе, 12, Коля познакомился с Верочкой Ушаковой, удивительно красивой русской девушкой из Смоленска. Вспыхнул бурный роман, закончившийся свадьбой, посаженым отцом на которой был генерал Краснов. С прекращением издания газеты «Казачья лава» в феврале 1945 года Коля вместе с беременной Верой перебрался в Долмеццо (Северная Италия), где были устроены казачьи станицы группы Доманова. После капитуляции Италии казаки перешли через Сен-Готардский перевал в Каринтию и расположились на реке Драве, в районе города Лиенца. В книге «Жертвы Ялты» Н. Толстого подробно описаны события, связанные с выдачей англичанами казаков Сталину. Коля, прекрасно знавший немецкий язык, мог бы, очевидно, сбежать, но (о причинах того есть различные версии) вместе с большинством казаков был помещен в тюрьму города Граца, а затем отправлен на Родину. Далее — проверочно-фильтрационный лагерь в Прокопьевске, СМЕРШ Западно-Сибирского военного округа (Новосибирск) — и суд в ноябре. Первый приговор — 10 лет лагерей. Новосибирская тюрьма, пересылка; этап в Норильск ушел без него, и Коля остался в местном лагере Кривощеково. Здесь местные оперчекисты сочинили дело, что он был руководителем банды, которая собиралась бежать в Китай. В результате — добавка срока к первой судимости. Попал ли он после этого в среднеазиатские лагеря, о которых он так красочно рассказал многим? След на время теряется. Но около 46 года на пароходе, везущем зеков в бухту Находка, в лагерь Дальстрой, он встречается с К.И. Мищенко — и они сидят вместе до февраля 49 года. Коля работает театральным художником при клубе, за еду рисует портреты; написал по памяти маслом портрет отца и ухитрился переслать его в Ленинград. Пишет стихи, философские эссе. Очевидно, в это время были написаны «Биокритика» и «Конкретизация биокритики». Собирался бежать, но попытка сорвалась! В феврале 49-го его взяли на этап. Новое следствие в Молотове (Перми) в 1950 году. Пересуд Военного трибунала СКВО в Краснодаре. Встреча с Польским, которому он также рассказывает о лагерях в Казахстане (может быть, это было в промежутке между Дальстроем и Пермью?). Там он получил второй дополнительный срок за листовки с текстом передач «Голоса Америки», которые он, пользуясь относительно свободным статусом художника КВЧ, расклеивал по ночам на стенах бараков. На суде в Краснодаре всем трем подельникам — Давиденкову, Польскому и Земцову — обвинитель потребовал расстрела. Леонид Николаевич Польский получил 25 лет, Давиденкову и Земцову был оставлен расстрел. Глухой январской ночью 51-го года (за два года до смерти Сталина) Польский услышал, как мимо его камеры волокли двух сопротивляющихся людей на казнь. Я думаю, что скорее всего именно тогда закончилась жизнь этого удивительного человека — поэта, художника, философа, биолога, лингвиста. Как написано в заключительных строках письма Ярошевского: «Этому огромному таланту было всего 35 лет»... Но вот странность — Марьяна Козырева публикует в газете «Выборгская сторона» текст под названием «Песни судьбы», в котором передает рассказ мужа, геолога Алексея Козырева, сидевшего вместе с Колей в лагере. По словам Козырева, у него на глазах Коля, бросив фразу: «Счастливо оставаться!», пошел, заложив руки в карманы, на запретку и был застрелен часовым. Легендарный человек. Легендарная смерть. Что мы еще узнаем о нем? А пока — отрывок из его последнего письма жене: «...Если будет наш маленький мальчик, назови его, пожалуйста, Сергеем, в честь моего папы, а если девочка — придумай сама имя. И обязательно запиши его на мою фамилию... Еще раз крепко тебя целую, моя дорогая, будь здорова, и да хранит тебя Христос! Твой навсегда Коля». Сергей Николаевич Давиденков живет в штате Индиана, вице-президент компании по школьному образованию. Он носит имя деда, которого хорошо знали старые петербуржцы, — врача, генетика, академика медицинской Академии наук.



полная версия страницы